Буйка и гостиница «Репка»

А вот прудолужица полёживает. Через неё перегнулся каменный мост. На берегу прудолужицы сидит русалка с большим хвостом, большой чешуёй и большим вообще всем. На воде на листе с кувшинкой молчит Царевна-лягушка в короне, со стрелой в напомаженной пасти, её лист-островок в форме сердца. Вот там посреди косо выбритого газона завалилась репка размером с мусорный бак, её ручейком тянут люди и звери. На мордах-лицах нет усердия, скорее отчаяние. Мышь участвует без хвоста. Буйка останавливается перед крыльцом и задирает мохнатую морду на золотую вывеску «Репка». Двухэтажное здание без балконов, с пластиковыми окнами краснеет кирпичом и походит больше на дачу, чем на гостиницу. Рядом с Буйкой стоит, словно побирается, взлохмаченный и нечистолицый ребёнок в красной рубахе. Домовой, догадывается Буйка, взятый из советского мультика. Как и все остальные тут, включая мост, домовой тоже из плотной пластмассы. Буйка шипит на него, она не любит человечьих представлений о домовых — она и все остальные хозяева и хозяйки1 выглядят по-разному и моются (Хозяева, хозяйки, как и дед, деды далее, — ещё одно название домовых в русской мифологии. — Прим. писательницы). Если смотреть со стороны крыльца, настоящая Буйка и пластмассовый Кузя очень похожи, одинаково анархо-лохматые, она выше его на голову, но как родственники. Она в красно-сером поверх джинсов платье, с дредами со вплетёнными в них прищепками, язычками банок, скрепками, нитками и серебряными накосниками. Буйка знает, что они с этим пластиковым и выдуманным как сестра и брат. Она чувствует себя такой же перемазанной грязью и хочет мыться.

Под её левым плечом и над душой стоит дед. Он тощий и меленький, как дедовёнок, даже меньше Кузи, но лысый, с дряблым кожным покрывалом вокруг костей, с растворённо-жёлтыми злыми глазами. В праздничном костюме и куртке поверх. В правой лапе у него пакет Wildberries. Дед — глава местного дедовского совета. Он устраивает Буйку на новый пост.

Буйка давно-давно у дедов в тёмном-тёмном списке. В родном доме её ненавидели всем домоводством, только Платоша её поддерживал. Домовые — за единоличное и успешное женское хозяйство, домовихи боялись, что она заберёт их мужей, несколько раз было, но только на считаные часы. Буйке не нужен никакой хозяин в её хозяйство. Она хорошо хозяйствовала сама и одна. На суде так и читают:

Они заходят через обычную, обитую чёрной псевдокожей металлическую дверь, похожая закрывала Буйкину любимую квартирку, её возлюбленный дом. У домовихи танцует сердце, и она думает, что это хороший знак. Женщина на ресепшене за туманным от пальцев и дыханий стеклом раскладывает в телефоне пасьянс, отвлекается на колокольчик, никого не видит у двери — та уже закрыта — и снова возвращается в телефон.

Буйкины рыжие глаза захлопываются от оскаленного золота. Буйкины ноздри у кручёного носика чуют плесень и старые трубы. Буйка понимает, что хозяина или хозяйки тут нет давно. Да и люди гостиницей не занимаются.

Буйка поднимает пучки ресниц. Стены, стойка администратора обиты золотой плёнкой с тёмными полосками. Посреди узловатого помещения ёлкой стоит гигантская пластмассовая репа, кверху кончиком, тоже вся золотая. Овощ крупен для этого пространства, загораживает собой винтовую позолоченную лестницу. Напротив ресепшена — полностью зеркальная стена, она усиливает всеобщий блеск. В противоположной стороне торчит электрический и неработающий камин под малахит, с золотыми прожилками и балясинами. Балясины с затёртыми младенцами с крыльями и цветочным рельефом тут идут по углам стен, по периметру потолка, по плинтусам. Рядом с камином прямо в зеркальную стену прибиты полки, белые металлические и коричневые дээспэшные, с книгами. Детскими, старыми. Между полками в маленьком стеклянном гробу на действительно цепочках покачивается тонкая книжка «Репка» с овощем на обложке, который ручейком тянут звери и люди. Буйка не любит сказки, напечатанные в то время, они слишком переиначенные и осторожные, лишённые сильного живого тела.

Буйка видит кроме золота и репок, как блестящие обои отходят от стены и свисают, как натяжной глянцевый потолок покрыт мёртвыми мушками, а углы — кровавыми пятнами ржавчины, что пенопластовые балясины всюду треснутые, как они иногда прерываются на сантиметров тридцать — или даже метр или два. Перед винтовой лестницей и рядом с кожаным диваном у ресепшена установлены пластиковые вёдра. На случай текущей крыши. Со стороны кухни Буйка чует муравьиный дух и с примесью тараканьего. И тухлятину в холодильнике. И снова дряблые, вонючие трубы. На стене выцветший синеватый плакат, с бледно-желтоватой, как покойник, пареной репой на тарелке, со словами, что на завтрак подаются блюда из репы, выращенной на участке отеля. Ложь, — это подумала Буйка, она не видит тут ни одной грядки. Она чует, что тут ничего не может расти.

Динь-динь — заходит взрослая чета. Ресепшионистка разгибается, просит паспорта, даёт бумажки. Чета осматривается и сереет. Администраторка в аквариуме просит их заплатить дополнительно. Женщина повышает голос, муж буркает.

Кроме общего увядания в «Репке» Буйка чует чего-то ещё. И ушами, и носом, и глазами, и брюшком. Какую-то иголочку. Что-то явное, но невидное. Как постоянное жужжание лампы в больницах, о нём рассказывала Жиличка, вспоминая своё детство. Новые пациенты замечают и бесятся, потом привыкают и не замечают. Гостья вопит. Дед прислоняет пакет Wildberries к стене. Велит Буйке целовать её три раза через чуть приспущенную, нависающую сверху золотую обоину. Стена пыльная, Буйка спрашивает у него, не чует ли он тут чего странного, закованного в воздух, по углам может, но невидного. Не замечает ли он чего кроме упадка. Дед презрительно глядит сквозь, но Буйка-то знает, что он ничего не чует и ничего про это место не знает. Он проживает в этом городе последние лет триста, сейчас в частном доме, среди потомков и потомиц, они уже давно за него хозяйствуют, он ведёт веранденную жизнь, пьёт чай с крыжовенным вареньем в кресле, с которого открывается лучший вид, и люди не знают, почему они не могут там сесть и оставляют такое выгодное место пустым. А глава дедовского местного совета — он за возраст и за дружбу с московскими дедами. Ему всё равно, что происходит с этой гостиницей или Буйкой, он хочет утолить бюрократию и пойти пить чай.

Гостья грозится полицией, её муж хрипло выкрикивает, женщина в аквариуме повторяет специально спокойно. Динь-динь — это зашёл гость, взрослый командировашный, с щетиной, он уже тут вписан, смотрит на ругающихся, поднимается по винтовой лестнице, в пакете у него бутылка. Дед смазывает матным словом указ — Буйка должна целовать стену. Колокольчик визжит, дверь бьётся об свою коробку, звенят зеркало и хрустальный гробик «Репки». Эти гости всё же нéгости. Дед привстаёт и пихает скрюченными злыми пальцами Буйку за плечо в стену. Буйка стукается об неё кручёным носиком и говорит — ох — и целует пыльную золотистую бумагу. Дед не отпускает и монотонно скрипит:

— Эх ты! а как же мне домового никакого не положено в подмогу? нехорошо бабе одной...

Дед сжимает клешнёй её плотное плечо.

— Ладно, ладно... Я, Буйка, домовиха, обязуюсь хозяйствовать единолично в постоялом дворе «Репка»...

У Буйки зачесались складки носа и начало потеть серьце.

Дед не отпускал. Аквариумная давно и снова играла с телефоном.

Дед толкает Буйку, она целует золотую якобы поверхность.

У Буйки болит живот и перекрывается дыхание. Плечо в клешне она давно не чувствует. Повторяет клятву за дедом. Целует стену. На золотом три следа от её мощных поцелуев — как после кутежа. Дед понимает это, отворачивается. Зато отпускает Буйкино плечо. Поднимает пакет, достаёт твёрдую, из настоящей чьей-то кожи папку, расписывается на весу на листке, суёт его в морду Буйке. Она вдыхает и жирно плюёт на бумагу. Дед захлопывает папку, запихивает её в пакет и говорит, что у него болят ноги, а вот его прапрапрапрапрапраправнучка будет за Буйкой послеживать.

Дедовские судьи велят её увести из-за стола за ересь. Платоша плачет.

Буйка открывает в номере одиннадцать стандарт пластиковое окно. Так меньше пахнет. Здесь как в скорлупе золотого яйца, разбитого, вытекшего и собранного заново в прямоугольник. Запах такой же. Золотые сцены трескаются. Тут не обои, а окрашенные золотыми полосами по бежевому стены. Везде трещины, проплешины отвалившегося грунта. Кресла обиты позолоченной синтетикой. В углах и под кроватью куски пыли.

Буйку привезли после суда и Малого пустого дома сюда в сундуке. Она не знает, что это за город. До сундука и после её котомку досматривали, её одежду обыскивали, её всю общупывали, лохматость на голове тоже. Но не нащупали. Буйка копается когтистыми лапами в своих космах и вытаскивает телефон. Находит в папке гостя пароль от вайфая — название сети: repka, волшебное слово: potyanem. Гаджетку ей подарила Полина, антропологиня, которая изучала сны в деревне, где Буйка пряталась. Тут нет симки. Буйка на всякий случай подключается к впн.

В папке гостя название города, адрес гостиницы. Проверяет. Её увезли в соседнюю с Московской область. Недалеко. Буйка вынимает из волос украшеньица и скроллит отзывы. «И увидела в номере таракана...», «Пареная репа — просто блевотина...», «Худшая гостиница на свете, всюду грязно, даже в пионерских лагерях моего детства в 90-х такого не было», «Это ужас, не останавливайтесь тут, это опасно для жизни, видели мышь прямо в буфете, я не знаю, как они проходят санэпидемпроверки, наверное взятки», «Посвятить всю гостиницу первой „Репке“, напечатанной в СССР на местной печатной фабрике, — классная идея, но исполнение на любителя и, главное, гостишку просто забросили», «Смыв не работал, а когда мы только заехали, на дне виднелось...», «Да ладно, это просто кринж-сказка, мы с друзьями отлично провели время...» Вот и запрятанная игла, звенящий шорох — столько ненависти само по себе собирается в сглаз или целое проклятье.

Буйке везёт, её не послали в Пустой дом или в заграницу (где домовые по шерстинке, по коготочку, кожными лоскутками постепенно исчезают). Она в отеле «Репка», потому что спасти человека из горящей избы — это ритуальная многовековая работа хозяев. Не могли отменить исполнение традиции. Вышла Буйке поблажка. Но если она не сумеет работать с «Репкой», её посадят в Пустой дом.

Буйка принимает душ, напор слаб. Вода копится на полу душевой кабины. Когда Буйка снова сделалась домовихой, на всём тельце заново отросла шёрстка. Надо много средств, чтобы отмыть себя после путешествий, в тутошних саше жидкости не мылятся и быстро заканчиваются. Буйка вытирается синтетикой полотенца и смотрит на себя в зеркало. Буйка большая и широкая, собранная в одну мощную мышцу, тёмно-русые и чёрные волосы покрывают всё её тельце, в том числе живот и груди с широкими рудыми пятнами сосков. На плече разноцветный синяк полосами от дедовских клешней. Хвост болтается, но всё равно милый, Буйка когда-то плохо упала, и вот. Она любит им щекотать свою морду и перебирать его в лапах. Жиличка планировала-планировала найти человечьего врача, чтобы он не сильно удивился и помог Буйкиному хвосту «восстановить подвижность», а потом всё покатилось жутким кубарем, и Жиличке пришлось уехать.

Закрутка носа Буйкина мягкая и розоватая от мытья. У домовихи — диво что кожа под шёрсткой, прочная, но нежная, румяная на щеках и губах. Полина рассказала, что домовые — это мёртвые предки, жившие когда-то в этих же домах и квартирах. Буйка хэхэкала до хрюканья. Вот это точно ересь, потому что Буйка живее всех людей на свете. Она справится с постоялым двором «Репка», поборет все его напасти. Домовые не бывшие люди, а просто отдельный народ.

Домовиха надевает спальную футболку и ложится в кровать, завтра она возьмёт из тележки уборщицы использованные средства и заменит их, заправит постель так, что не останется и следочка. Бельё вдруг хрустящее, приятное к тельцу, чистое, не вонючее.

Вытянет она эту репку. Может, и полюбит.

За правую ногу Буйку кусает клоп.

И как полюбить такое говно? — это думает она и сразу храпит.

Буйка просыпается, моет морду и вертится вниз по лесенке. Завтрак в комнате за дверцей. Из-за широких оконец и малости позолоченных штук здесь не болят глаза. Четыре стола. Только один командировашный. Шведский стол разбросан на одном столе. Буйка кривит закрутку носа от растворимого кофия. Яишница слишком соплива, колбаса обветрена, на тарелке дольками лежит пареная репа с петрушкой. Буйка пробует, вдруг ей нравится. Командировашный ест яишные сопли.

В номере Буйка читает про гостиницу «Репку» статью в википедии. Текст давний и ласковый. «Гостиницу „Репка“ открыли в честь первой в СССР одноимённой книжки, отпечатанной на местном полиграфическом комбинате почти сто лет назад. „Репка“ построена неподалёку от него, чтобы принимать посетителей будущего музея детских сказок, который планируется открыть на территории производства». Его не открыли, не хватило финансирования, видит Буйка в местной газете, владелец продал все бизнесы, в том числе «Репку», и уехал. Управляющий гостиницы отсюда ушёл и погиб. Нынешний владелец неизвестен. Полиграфический комбинат с трудом дышит, потому что его покинули многие работники-мужчины в последние годы. В городе живут небольшой исторический центр, далековатый от «Репки», одна кофейня, один собор, краеведческий музей, музей самовара, памятники и магазин бракованной книги, в который свозят все неудачно напечатанные экземпляры. На гербе города лежит медведь рядом с полиграфическим станком. Оттуда вылезает лист с буквами.

Буйка находит отзывы десяти- и пятнадцатилетней давности на «Репку». Там гостиницу даже хвалят. Значит, её когда-то любили люди, деды или дедки, а потом забросили, уехали или умерли, что у домовых одно и то же. Жизне-служба в постоялых дворах — для домовых всегда наказание, не самое жуткое, но неприятное. Комнат чересчур много, хозяйство хлопотное, жильцы постоянно меняются, равнодушные и небрежные к своим номерам. А чаще всего в гостиницах или никто не домовит, или важничают кикиморы постоялых дворов — от них, хех, один урон, перекладывают вещи, путают гостям волосы, перегрызают застёжки на чемоданах, заливают воду из бутылок в мусорные вёдра. В «Репке» не ставят воду гостям. И ни хозяев, ни кикимор тут давно нет.

Но зато чистое (оке, чуть застиранное) и отглаженное бельё из натурального хлопка. Вот хорошее. Буйка решает спеть песню для бодрости. И поплясать.

В аквариуме сидит как Буйка крупная, но и немóщная, приглушённая девица. Она не скроллит, не переписывается, не вяжет, не смотрит кино, не читает книжку. Просто сидит, сложив руки на колени. Отдыхает с открытыми глазами. Буйка чует от неё запах кислой возни, это запах детей до двух с половиной лет. А ещё чует от девицы счастье покоя. Буйка понимает. Берёт ключи от четырёх номеров, от всех слишком будет заметно. Заходит в первый угловой, глядит: он такой же, как у неё, только штукатурка потрескалась иными узорами. Вода в душе не уходит пуще. Всюду пыль и пыльные слои да начёсы, на раковине розовая окаёмка плесени. Трубы пахнут как древние.

Буйка глядит в душевую кабину и читает.

И так три раза.

Запах уходит немного, но это потому, что Буйка открыла окно. Она берёт душевую башку, включает воду. Та точно так же копошится на кафеле, собирается. Унитаз тоже сливается слабо.

Буйка пропевает своим низким, дурноватым голосом ещё два раза заговор. Вода точно так же не проходит сквозь слив.

Буйка ругается и шипит. Вынимает из пола когтями душевую решётку, всю склизкую и холодную, как осётр, туалетной бумагой вытирает её от мыльного жира и грязи, промывает над раковиной. Коготь-палец застревает в решётке, Буйка тянет-тянет палец, наступает на решётку нижней лапой, с пыхтением тащит вверх палец и, когда он освобождается, коротко воет. Ставит решётку обратно. Вода проходит чуть лучше, но уже по трубе течёт еле-еле.

Буйка глядит на розовую плесень в раковине, на зеркале, на плитке и начинает в неё плеваться и читать.

И так три раза. Буйка плюёт специально много и всюду. Потом поливает все розовые места из душа. Слюна Буйкина обычно работает стопроц. Но розовость не исчезает.

Буйка выходит в комнату, надо совсем простое.

Три раза так. Буйка дует-дует. Раньше, в любой квартирке, пыль поднималась, и улетала в окно, и складывалась в один шар, и Буйка его ловила в пакет и уносила в мусоропровод. Пыль номера одиннадцать лежит как присобаченная.

Буйка открывает каждый номер. Спускается менять ключи, отдыхающая в «Репке» ресепшионистка тревожно говорит по телефону со старшей женщиной. Матерью или нянькой. Буйка посещает одиннадцать номеров, все они такие, словно живут стенами наружу. Ржавые потёки, плесень, пыль, золотые синтетические шторы и покрывала, трубный запах, непроходящие воды. Но бельё белое и гладкое, как счастливая дорога.

В номерах пять и восемь замурованы половинки окон. Буйка глядит наружу и видит деревянную пристройку к спинке гостиницы. У номера семь второго этажа дверь из белого пластика. На нём написано: капсульный отель «Репка». Так Буйка заходит в пристройку и оказывается в растянутом плацкарт-вагоне. Буйка никогда не путешествовала на поезде, но видела в кино и на фотографиях. Здесь два ряда в три этажа глубоких полок, каждая закрывается на шторку. Буйка проходит насквозь, в конце пустая плиточная комната без двери, недоделанный туалет с душем. Тут мало пыли и плесени, этими капсулами никто и никогда не пользовался. Буйке нравится.

Девятый — люкс — чуть побольше остальных стандартных. Там посреди комнаты джакузи с розовой плесенью, пыльный букет с лжерозами в вазе из вдруг-настоящего фарфора и выстиранные одноразовые тапки.

Десятый — для жениха и невесты. Там лжекамин, на нём тяжелеет латунный младенец с крыльями и стрелой. В комнате огромная кровать, слишком большая для пространства, на ней больше окна бархатное сердце. В ванной тоже плесень и всякое другое.

Заговоры не работают ни в одной из комнат. Буфет, кухня. Ресепшен Буйка тоже пробует. Нинасколечко. Когда её дом превратился в ледышку, даже там заговоры работали, просто очень слабо и медленно, Буйка не смогла справиться. Тело и губы не шевелились от мороза, он сковал подоконник, окна, полы, двери и не пропускал Буйкины слова. А сейчас она выспанная, мощная и вообще.

Слева участка шиномонтаж, справа дом поменьше. Дальше повсюду частный сектор и дачи. Там тоже всюду хозяева. Буйка сидит скрючившись на пластмассовом мосту над прудолужицей и не боится провалиться. Она зло кидает в Царевну-лягушку разноцветные сосательные конфеты из ресепшиного блюдца. Леденцы копятся на пластиковом лягушином листе или булькают в воду. С той стороны незакрытых ворот останавливается маленькая дедка на самокате. Она в синем платьице и зырит на Буйку. Дедка неотличима от человечьей девочки лет пяти, только у неё нос огромным крюком и светло-волосатое тело. Зырит она люто. Ах, это прапрапрапрапрапраправнучка главы местного дедовского совета. Слишком много лютого, решает Буйка и уходит в свой новый дом.

В закуточке с холодильником и плитой Буйка ищет что-то съестное. Пакет с репой лежит у раковины. Ловит несколько тараканов, кладёт их на хлеб, поливает майонезом. Тараканы другие на вкус, не городские, но и не деревенские. Неизвестные тараканы и майонез вредны для брюха, но Буйке что-то всё равно.

Она слышит на втором работающий пылесос. Бежит на его звук и находит крупную немолодую уборщицу в спортивных штанах, синем синтетическом халате и больших очках. На голове у неё короткая лохматая причёска ржавого цвета. Нет у неё никакой тележки, все средства в пакетах, висящих на поясе поверх халата. В одном из пакетов копии всех ключей. Буйка смотрит за этой женской работой. Бабушка убирается-убирается, да из-за зрения и равнодушия пропускает более чем полцарства пыли, грязи, гелевой слизи, на плесень не глядит вовсе. Буйка топает за ней по пятам. В сушильно-гладильной ржавая старушка ласково гладит высохшие простыни и пододеяльники. Но уборка её получается кое-как.

Марина Константиновна, как её называет спящая царевна из аквариума, работает ещё и медленно. Буйка забирает у неё часть губок, тряпку и швабру, перчатки. Ведро и пемолюкс находит на кухне. Марина Константиновна осматривает, ощупывает свои пакеты, не может найти палку с лохматой башкой и жёлтые перчатки и просто уходит из шестого номера в следующий, так и не помыв полов. Буйка начинает доделку с первого номера. Драит кафельные поверхности, плесень сдаётся чуть-чуть (надо заказать допсредства), вытирает пыль с мебели и тумб мокрой тряпкой. Моет унитаз. Трёт полы. Стёкла и окно. Так наведывается во все десять номеров.

Девица царевной спит в аквариуме, сидя с прямой спиной на стуле. Динь-динь. Пробуждается. В гостиницу заходят женщина и мужчина в скучной одежде какого-то департамента, у женщины стучат каблуки. Гости уже знакомы с «Репкой». Свой паспорт на регистрацию даёт только мужчина. Спящая не спорит. Гости огибают золотой овощ и поднимаются-закручиваются по лестнице. Женщина осторожно стучит по лестнице, мужчина её поддерживает за поясницу, они гогочут.

Буйка потная, мятая, всклокоченная хочет напасть на плесень в джакузи, но тут в номер с сердцем заходят женщина и мужчина. Она уходит вниз. Буйка привыкла сегодня мучиться, моет поверхности кухни, вытаскивает из закутков за мебелью крошки, репу, картофелины, печенье, использованные чайные пакеты. Она ест только что отваренную женщиной с телефоном репу. В аквариуме уже сменились.

А Буйке нету замены. Она прям в одежде, так ложится на кровать. Ей хочется домой. Там заговоры работали какие хошь, кроме той ледяной поры. Буйка любила квартирку, а квартирка любила её. Ох, у Буйки спина болит, ох, у Буйки лапы и ноздри пемолюксом разъеты, ох, Буйка сегодня намаялась. И так будет каждый, каждый день. Не домовиха она, никакая не хозяйка, заговоры не работают, а уйти, как люди, она отсюда не может.

Тут Буйкино тело начинает подрясоваться и двигаться вперёд-назад. Туда-сюда, туда-сюда. Буйка думает, землетряс. А потом понимает, что это в комнате с бархатным сердцем етятся гости и передают свои вибрации через кровати у стенок. Буйка туды-сюдышничает, туды-сюдышничает, глядит в ржавый потолок. Наконец вскакивает, тянет кровать от стены, но та прикрученная к полу. Буйка укладывает своё тело обратно, оно дёргается туда-сюда, туда-сюда. Буйка ревёт.

И так правда каждый день она драит за Мариной Константиновной номера и коридоры. Старуха со ржавыми волосами — единственная, кто официально убирает «Репку». Готовит завтраки тоже часто она, реже одна из аквариумных дев. Марина Константиновна приходит из своего дома на соседнем участке и приносит репку или какие другие овощи. У неё уже всё растёт. Буйка готовит себе в духовке тараканов и мышей, добавляя в них репу, помидоры, лук, зелень, то, что находит в холодильнике. Аквариумные женщины удивляются запаху дикому и приятному одновременно, но ничего в плите не находят. А гости, когда слышат такой запах, думают, что сотрудники гостиницы готовят что-то особенное им на завтрак, и тоже ничего не находят по утрам.

Ресепшионистку с телефоном зовут Галина. Она не только раскладывает пасьянс, собирает кристаллы, но и смотрит видео про теории заговоров. Её сын в Москве. Спящую царевну зовут Настя. Её дочери два года, мерцающий от вахт муж. Про нынешние вахты Буйке когда-то рассказала Жиличка.

Буйка переселяется в плацкартную часть гостиницы. Выбирает себе ячейку справа на втором этаже посредине. Ей нравятся маленькие пространства, в своей любимой однушке она жила в кладовке. В капсуле даже включается свет, есть розетка для заряжания телефона. Потолок и бока ячейки обиты тканью, плацкарт — лучшая часть «Репки». Буйка щекочет закрутку носа лохматым наконечником своего хвостика. Лежит и представляет себе, что она — домовиха на космической орбитальной станции, и хозяйствует-плавает в невесомости, и хвост её подлетает вместе с ней. Интересно, работают ли заговоры в космосе?

Буйка не только убирается лапами, но и продолжает шептать, читать заговоры. Она составляет их разные, крутит формулы, делает тексты длинные или очень короткие, почти невесомые. Это занимает много мощи, иногда после она пропускает уборку двух — четырёх номеров. Каждым утром и вечером Буйка читает против сглаза, чтобы от «Репки» отлипла вся отзывная ненависть. Магия не работает. Был бы тут Платоша, он бы что-нибудь подсказал. Дедка на самокате приезжает через день и зырит на гостиницу и Буйку в ней. Домовихе всё равно.

Гостиница совсем на отшибе, в частном секторе. До комбината от неё идти минут двадцать в сторону города. Мимо даже автомобили ездят редко. В «Репке» редко бронируют номера туристы, их и в городе горстка, живут в ней чаще всего командировашные мужики поодиночке, или местные женатые не друг на друге пары используют её для тайных встреч, днём или ночами, когда их официальные жёны-мужья уезжают в отпуск.

Буйка ворует мелочь и сотенные у трёх сотрудниц «Репки», никогда у гостей. Заказывает доставку, выбирает оплатить наличными и пишет долгое пояснение курьеру. Дальше сидит на заборе со стороны гостиницы. Ей нельзя выходить за её пределы. Сидит прям как деревенская кикимора. И высматривает курьера. Он подъезжает. Ставит пакеты под забор и снимает с лески скрутку денег за заказ. Накалывает на крючок пакеты. На заборе для него никого нет. Курьер уезжает. Появляется дедка на самокате, пока Буйка тянет, успевает снять с крючка один пакет и уезжает. Буйка поднимает оставшийся и радуется. Там моющие средства. Тот, что достался стервушке-правнучке, — со сникерсом, твиксом, крабовыми палочками, чипсами и миндалём. Ну пускай толстеет, маленькая вредная тварь. Миндаль жаль.

Специальные средства от плесени, ржавчины, для мытья окон, полов помогают Буйке хорошо убираться за Мариной Константиновной. В «Репке» делается приятнее. Три человеческие женщины гостиницы даже сквозь своё равнодушие замечают улучшение. Думают, что это их заслуга. И делаются чуть менее равнодушными к «Репке». Работают чуть внимательнее и вежливее. Буйка думает, вот мы вчетвером тянем-потянем эту репу. Любви к ней у Буйки не появляется, только привычка и спокойствие. Она в капсуле, в космосе. Рядом снова стонут и влажно чмокают. Спящая Настя вдруг принялась брать ночные смены и приводить любовника в капсульный отель два раза в неделю. Буйка привыкает. Надеется, это не будет чаще.

Из отзывов на «Репку» уходит ненависть и злость. Буйка заказывает средство от тараканов. Тут развилка. Или она улучшает отзывы и общую атмосферу, или оставляет себе белковые снеки. Побеждают медные трубы. Ночью Буйка на кухне травит тараканов, предварительно поймав побольше и выложив на противень в духовке.

Через три почти месяца Буйкиной службы в гостинице с золотой репой останавливается молодая женщина в капюшоне и тёмных очках. С ней дочь лет трёх и сын лет семи. У всех по рюкзачку. Галина понимает, Буйка понимает. Галина вдруг приносит в номер воды, пакетики чая, печенье и даже свой электрочайник. Дети требуют идти вниз на прудолужицу и играть с волшебными персонажами. Мать просит их подождать и поит чаем. Она снимает капюшон и очки. Буйка видит её фиолетово-коричневое лицо. Женщина пересчитывает наличку. Сын клянчит у женщины телефон, она спокойно объясняет ему, что их телефоны оказались вредными для здоровья, их пришлось выбросить, но она скоро купит им другие. Дети канючат, женщина снова прячется за капюшоном и очками. Она курит рядом с русалкой, дети бегают по пластиковому мосту.

Буйка думает, что делать. Ищет ближайший кризисный центр для женщин, читает его отзывы, 4.8, подходит. Она оставляет свой телефон без пароля с запиненной страницей кризисного центра. В телефоне всё равно ничего её особо нет. Все фотки квартиры, Жилички, деревни и прочего у Буйки на гугл-диске, пароль от которого она помнит. Буйка не против, если женщина заберёт гаджетку себе. Но та беспокоится, когда находит телефон, и очень пугается, когда видит запиненную страницу кризисного центра. Собирает детей, и они быстро уезжают из отеля.

Буйка не убирается в этот день за Мариной Константиновной, не ест, просто лежит в капсуле и думает о том, что, если бы у неё получалось шептать как раньше, она бы придумала что-то получше, не была бы такой усталой и тупой, а может быть, вообще бы не влезала в дела людей. Без работающих формул она привыкла действовать по-человечьи, и вот. Надо завязывать. Надо прекращать.

Она не спит ночь, потому что у Насти многочасовое свидание и плач (её Паша скоро уезжает надолго), и придумывает простой план. Обратиться к традиции. Она мощная, была самой мощной домовихой их района Москвы, она вернёт себе силу.

Следующим днём Буйка драит и моет, показывает кукиш дедке на самокате, жуёт сушенных с репой мышей. После обеда она усердно моется в номере одиннадцать, она всегда там принимает душ, почему-то его не бронируют. Буйка напяливает свой нарядный сарафан. Тряпки, платочки. Украшает свои колтуны-дреды позабытыми гостями предметами: серьгами, шнурками, носком мужским, двумя женскими носками, чулком, кольцом из серебра, патчами, наушниками, расчёской, четырьмя зубными щётками, двумя зарядными устройствами.

На закате Буйка зажигает костёр рядом с русалкой. Хвороста тут нет, она использует втулки от туалетной бумаги для розжига и узкие доски от строительства капсульной пристройки. Приговаривает.

Пока произносит, берёт хвостик с кисточкой и кланяется на закат.

Буйка ещё два раза кланяется на зарю, достаёт ножницы из кармана фартука, изгибается, отрезает себе под корешок хвостик, дёргается от боли (не умерли у корешка нервы) и кидает лохматенький в костёр. Огонь сразу проглатывает хвостик, и тот вспыхивает.

После этого Буйка видит, как валится домовёнок у крыльца. Как тонет Царевна-лягушка, как принялась мелеть прудолужица, как рушится мост. Как валится ручеёк тянущих и как репа вылетает наконец из земли. Как шатается и рвётся земля такими же трещинами-фигурами, как на стенах номеров. Как трясётся гостиница «Репка».

Буйка, подпрыгивая, несётся к крыльцу и кричит.

Буйка закрывает морду. Сверху свинчивается женщина в халате и своих домашних тапках, командировашная.

— Это что у вас такое?!

Буйка отвечает этой начальнице.

— За ворота, быстро!

Вот и вступила Буйка в прямой контакт с человеком. Гостью потрясывает, и она убегает.

В здании и под ним будто извиваются все трубы. Звенят зеркала и стёкла, и мигает золото.

Вот, чуть потише.

Буйка трясёт Настю, та то ли спит, то ли ужасается.

— Есть кто ещё гости?

Настя смотрит на доску с ключами и качает головой.

— Есть, говорю, кто в гостинице?!!

Золотая репка укладывается на бок, падают книги с полок, латунные украшения с камина.

— Так есть?!

— Есть, Паша, я против, чтобы он ехал...

Падает с дребезгом стеклянный гроб книжки «Репка», и она валится и лежит среди стёкол.

— Давай быстро за ворота!

Настя убегает, Буйка сама знает, где Паша. Она приговаривает: «Дура, дура, дура!»

Огибает золотой овощ, который катается между стен. Буйка прыгает по лестнице, и дом разрывается на две части, что-то мощное и сильное, и тёмное, и вонючее вырывается наверх. Буйка хватается за стебель лестницы и падает вместе с ней в грязь прудолужицы. Из-под опадающих стен показываются гигантские лохматые уши с розовыми прожилками и рыже-жёлтые глаза. Буйка выползает из-под лестницы, огибает остатки дома и видит завалившийся на бок капсульный отель. Оттуда орёт Паша. Дверь закрыта Настей.

Земля воет. Буйка оборачивается. Показываются две огромные шерстяные лапы с подушечками и когтями. Дверь открывается, Буйка влезает в покошенное здание и вытаскивает Пашу из той же ячейки, где они обычно с Настей етятся. Он даже не вылез из капсулы. Буйку с Пашей откидывает назад. Из почвы выходит гигантское шерстяное тело. С четырьмя лапами, острой мордой и злыми невыспанными глазами. Медведь шатается на месте и осматривается, перебирает лапами. Паша вскакивает и бежит прямо под передние лапы зверя. Это люди его не видят. Буйка догоняет Пашу, хватает его за руку когтистой лапой и тащит вдоль забора.

Выволакивает парня за ворота и выпрыгивает сама. Там стоят спящая царевна и гостья в домашних тапочках. Паша зырит на Настю.

— Насть, это чё?!

Люди видят котлован прям посреди отеля и чувствуют всё ещё шатающуюся землю. Буйка видит извивающегося огромного медведя посреди участка «Репки», он зевает, рычит, и рык отдалённо слышат люди, они дёргаются, оглядываются. Медведь пыхтит и прыгает на выход. Буйка толкает людей в сторону. Зверь сносит ворота и часть забора и укосолапливает по грунтовой дороге в сторону Москвы.

Гостья, Настя, Буйка, Паша приподнимаются. Остатки гостиницы «Репка» осыпаются в котлован.

— Да блин, — говорит Буйка.